Накануне нового учебного года министр просвещения Инал Габлия провел брифинг для отдельно взятых журналистов, чтобы скудно и второпях оповестить общественность о возвращении детей в школы. Событие, по нынешним пандемическим временам, важное, и короткого брифинга было явно мало, ведь после годовой паузы в обучении у родителей поднакопилось вопросов.

Поведению министра просвещения я не удивилась – молодой человек, непонятно каким путем очутившийся в кресле высокопоставленного чиновника, «как черт ладана» боится СМИ. Его ведомство даже в условиях, когда школы из-за пандемии прекращали свою работу, ограничивалось короткими сообщениями в социальных сетях (сайт у Министерства просвещения почему-то исчез). К тому же этот министр просвещения, если и запомнится обществу, то только очевидными глупостями – противоречивыми и непродуманными решениями, как, например, запрет на прием абхазских детей в неабхазские школы…

Но я сегодня не об образовании, хоть это и важная тема, и не о весьма далеком от просвещения молодом человеке, копирующем во всем своих непосредственных руководителей. Пора признать, что в нашей стране установлена цензура. Не помогли ни закон о СМИ, ни закон о праве граждан на доступ к информации. Последний так вообще используется сугубо для укрощения журналистов. Роль пресс-служб сведена к функции цепного пса Цербера, который охраняет доступ к информации.

Безликие и серые официальные сообщения не содержат в себе никакой общественно-значимой информации, официальные сайты министерств и ведомств занимаются в лучшем случае копирайтингом – мониторить их пустая трата времени. Еще печальней запрашивать у них информацию или, упаси бог, просить организовать комментарий или интервью с чиновником. И сами не организуют, и журналисту не позволят приблизиться к телу своего босса.

Как это выглядит на практике? Да очень незамысловато: вам пообещают перезвонить после того, как согласуют этот вопрос с министром, не перезвонят и перестанут поднимать трубку. Кто-то скажет: а зачем обращаться в пресс-службу – надо работать напрямую. Согласна, и закон позволяет. Но, оказывается, в стране теперь существует некий (думаю, устный) циркуляр, согласно которому журналист может взять интервью у чиновника только через пресс-службу. И чиновник с радостью ссылается на эту директиву и сообщает, что для него нет закона выше этого циркуляра. О чем все это свидетельствует? Прежде всего, о высочайшей степени непрофессионализма наших чиновников, которые случайно оказались при должности, не в состоянии ответить на простые вопросы и к тому же боятся гнева своего начальства.

Да что там журналисты, даже депутаты парламента не могут добиться от правительства оглашения решений, принятых на межгосударственном уровне. То есть информация, которая должна находиться в свободном доступе, становится тайной. Вот таким образом нынешняя власть превратила журналистов в рерайтеров, которые лопатят безликие сообщения пресс-служб, пытаясь придать им товарный вид.

А оригинальная информация, если и появляется, то чаще в социальных сетях, и сообщают ее анонимные пользователи. Они не боятся крепких слов, неточностей, несоответствий и стали главным источником информации, в том числе и для журналистов. Анонимы нам сообщают, что президент страны приобрел автомобиль стоимостью 20 миллионов; что депутатам парламента в обмен на лояльность предложено участие в инвестиционном проекте; что премьер и президент лоббируют собственные коммерческие интересы, поднимая цену на ГСМ и газ и создавая условия для развала системы энергоснабжения; что министр внутренних дел связан с организованными преступными группировками, и многое другое.

Вот, к примеру, анонимы сообщают, что на набережной Сухума (пешеходная часть) некий чиновник, который к тому же должен находиться под арестом, совершил в состоянии наркотического опьянения ДТП. Все чин чинарем – имя чиновника и фото авто, совершившего наезд на пальму. Но официального подтверждения нет. Сайт МВД, который любит сообщать о количестве ДТП, безмолвствует. Как, впрочем, и прокуратура, которая теоретически должна была возбудить уголовное дело по факту ДТП с нанесением материального вреда. Обращаться к главному гаишнику страны бессмысленно – он отправит вас по известному маршруту (в пресс-службу). Тем более нет смысла звонить министру, который два месяца назад публично обещал дать пресс-конференцию и, получается, что и тут соврал. В общем, преступники и правоохранители разберутся по-братски, а пальмы восстановят за счет бюджета.

А теперь от доступа к информации к другой демократической составляющей – свободе слова. Да-да, в конституции есть такое право у граждан. Но на прошлой неделе через СГБ прошли лидеры оппозиционной партии «Форум народного единства» Аслан Барциц и Даур Аршба. Чекистам не понравилось заявление партии, в котором политика нынешней власти называется примитивной, бездарной, направленной на распродажу государственных объектов стратегического значения. Видимо, получили приказ от адресата – попугать.

Это не единственный случай прессинга со стороны СГБ. Особыми объектами внимания для них стали пользователи сети, которые критикуют президента. Вопиющая история с допросом адвоката Жанны Шинкао в июне нынешнего года, давление на которую оказывалось совместными усилиями заключенного следственного изолятора и следователей СГБ. Что это, если не гонения на свободу слова?

К сожалению, с дистанции борьбы за право на свободу слова сошли неправительственные организации, которые долгое время создавали условия для принятия закона о праве граждан на доступ к информации. А в отчете абхазского омбудсмена за 2020 год нет ни слова о том, какой ревизии за полтора года подверглось право граждан страны свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию и выражать свое мнение.

И что мы имеем в сухом остатке? Цензуру и нарушение конституционных прав. За полтора года страна откатилась на столетие назад и на наших глазах происходит смена демократического режима на авторитарный. Монополия на информацию уже установлена, работа по подавлению несистемной оппозиции успешно ведется. Осталось разобраться с социальными сетями, чтобы там господствовали только одобренные властью анонимы, и провозгласить однопартийную систему.

Изида Чаниа, “Эхо Кавказа”