Третья ветвь власти несправедливо игнорируется абхазским обществом. Возможно, в этом вина журналистов, которые ничего не делают, чтобы привлечь внимание общественности к выносящему вердикты институту. Пожалуй, только так называемые громкие дела, в которых фигурируют либо чиновники, либо политики, удостаиваются внимания СМИ, все остальные судебные процессы как уголовного, так и гражданского характера остаются внутренним делом участников судебного процесса. И если к делу об убийстве российского бизнесмена Клемантовича, в котором на скамье подсудимых оказался депутат парламента, СМИ и общество проявляет хоть какой-то интерес, то, к примеру, к делу о не менее жестоком убийстве ничем не отмеченной в политике такой же российской гражданки Косовой интерес почти нулевой.
С гражданскими делами примерно такая же ситуация: клевета на политика еще как-то заинтересует СМИ (а значит, общества), а вот дело о клевете на рядового гражданина страны останется незамеченным.
Увлеченные кадровыми перестановками, борьбой за власть и ресурсы мы сами закрыли двери правосудию, оставили его без общественного контроля, без нашего реагирования. Но сегодня я не покушаюсь на глобальное исследование всей системы абхазского правосудия и даже не пытаюсь проанализировать работу конкретно судебной власти. Я выскажу свое субъективное мнение об одной очень важной причине неэффективности суда.
«Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды», – с этой высокопарной фразы начинается опрос свидетелей в судах. Никого не удивлю, если скажу, что эта торжественная клятва произносится и в судах Абхазии. Но произносится она как ничего не значащий речитатив. То ли свидетели не понимают ее смысла, то ли не осознают ответственности, потому что вслед за их произнесением они смело дают ложные показания, которые затем ложатся в фабулу решения суда. Так маленькая ложь порождает большую.
Поражаешься широтой человеческих способностей: свидетели демонстрируют то феноменальную память, то полную амнезию. Женщина, переходившая российско-абхазскую границу, на которой выстраиваются очереди и снуют тысячи людей, через годы на суде вспомнила мужчину, входившего в общественный туалет. Феноменальная память свидетельницы могла бы вызвать приступ веселья, если бы суд, основываясь на ее показаниях, не оправдал ввоз крупной партии наркотиков в страну.
Свидетельские показания, которые убеждают судей, зачастую не смогут убедить даже младенца. Лжецы, создающие алиби обвиняемому в убийстве, не могут вспомнить участников застолья, в котором они принимали участие, но точно помнят, с кем говорил по телефону подсудимый, и могут повторить даже фразы, которые произносились на другом конце провода. А вот еще один свидетель, который после суток, проведенных с подсудимым, не вспомнил ни одной не то что фразы – даже темы разговора.
Почему-то свидетели не боятся уголовной ответственности за дачу ложных показаний, хотя ответственность за ложь прописана в УК Абхазии.
Но есть еще практика, а она такова: вранье в суде не карается законом. В новейшей истории Абхазии не наберется и десяток случаев, когда лжесвидетели привлекались к ответственности.
Проблем у абхазского правосудия множество, но одна из них – отсутствие ответственности за ложные показания в суде. В подтверждение моих слов послушайте мнение прокурора с большим опытом работы: «Я из 20 лет работы в органах прокуратуры 10 лет работал начальником следственного управления. Никогда не было, чтобы кого-то привлекали за лжесвидетельство, хоть статья всегда была. Впервые по делу, связанному с убийством осетин в Гульрипшском районе, Верховный суд вынес частное определение и в отношении лиц, которые давали ложные показания суду. Они направили материалы в органы расследования. Следственным управлением прокуратуры расследуется дело в отношении 15 свидетелей, давших ложные показания в суде, создавая преступникам алиби».
Что ж, увидим, чем закончится это дело и напугает ли остальных абхазских лжесвидетелей возможный прецедент.
