После инцидента с Дауром Ачугба 13 июня правоохранители оправдывали свою пассивность отказом Даура написать заявление о проведении расследования. Мне долго и упорно объясняли, что без заявления и показаний потерпевшей стороны нет у этого дела никакой перспективы. И не важно, что есть потерпевший, свидетели, что факт зафиксирован, что всю ночь в Координационном Совете политических партий и движений шли баталии по поводу случившегося, что об этом писали СМИ. Нет заявления, а значит нет преступления.
Так вот – о заявлениях. За все время существования газеты «Нужная газета» я написала такое количество заявлений и дала такое количество показаний по поводу угроз, поджогов, ограблений, что просто сама диву даюсь своей настойчивости. Результат – нулевой. Все, что я слышу из уст правоохранителей за все эти годы – жалобы на людей, которые не хотят выступать в качестве свидетелей, не хотят сотрудничать с блюстителями порядка и именно это становится непредодолимым препятствием для следствия.
И все же не все так, а вернее все наоборот. Но давайте попорядку. 23 августа, в шесть часов к редакции «Нужной газеты» подъехал белоснежный «Лексус» без номерных знаков, приостановился напротив моего скромного «Ауди», припаркованного у офиса, спустил затемненки и особи мужского пола начали обстрел машины. Выпустив рожок «неизвестные» скрылись с места происшествия.
Первое, что я сделала – позвонила в МВД. Через несколько минут у редакции были представители правоохранительных органов, которые опросили сотрудников и гостей редакции, соседей в близлежащих домах, меня. В последующие дни проводились формальные мероприятия по возбуждению уголовного дела – подписаны заявления, допросы свидетелей, изъяты вещественные доказательства…
Я наблюдала за работой следователей и никак не могла понять логику в их действиях – просто какое-то хождение по кругу. Хотя, возможно, где-то там, в кабинетах ведется и какая-то другая работа по сбору информации о собственниках белых «Лексусов», изучается место нахождения их хозяев в момент совершения преступления, что-то анализируется и т.д. Но судя по всем остальным «уголовным делам», через которые мне пришлось пройти в силу своей профессиональной деятельности, я вынуждена признаться, что и на сей раз у меня складывается впечатление, что следствие иммитирует работу.
Абсолютно не претендуя на роль профессионала, поделюсь своими мыслями, которые, возможно, сложились в другой реальности, в которой мы все почитывали классиков детективного жанра и смотрели «следствие ведут знатоки». Так вот мое, непрофессиональное мнение, основанное исключительно на «дедукции» базируется на таких точках опоры – время и место преступления, видеозапись, марка машины, использованное оружие, реакция на преступление и, самое главное, мотив преступления. Поэтому я считаю, что опрос жителей близлежащих домов – безумная трата времени, за которое из упомянутого выше «Лексуса» уже выветрился запах пороха и на дверцах закрашены царапины от отрекошетивших гильз.
«Поставив» себя на место следователя я пошла за подшивкой газеты. На все-про все ушло 40 минут с одновременным опросом сотрудников редакции по прочитанным в газете публикациям. И из 60-70 (пусть даже тысячи) белых лексусов, бороздящих просторы нашей родины, осталось бы 5-6. Дальше уже дело техников – зона покрытия телефонных звонков, входящие звонки и другие атрибуты современности.
Нежелание профессионалов докопаться до истины я могу объяснить только попыткой подстроиться под чьи-то интересы, угодить кому-то, не создавать себе проблемы.
А ведь все очень просто в ощущении вседозволенности. Если бы правоохранители руководствовались только своими прямыми функциональными обязанностями, когда произошел инцедент с Дауром Ачугба, то не было бы взрыва в доме у Батала Табагуа и не было бы расстрела моей машины. Если можно избить человека посреди бела дня, почему нельзя расстрелять машину? Никто не спросил за первое преступление – никто не спросит за второе.
Действительно это очень опасно для государства, когда люди отказываются давать показания, писать заявления. Все правильно, но только наоборот: это не люди плохие – это правоохранители плохо работают и в силу вступают другие законы, основанные на недоверии к государственной системе защиты.
Не сможем изменить ситуацию – значит все усилия были напрасны.
Изида Чаниа
