– Сколько тебе лет?
Мальчик внимательно смотрит на пальцы рук, шевелит губами, хмурится, и выдает:
– Восемь.
Никас занимается с логопедом Настей Ручкиной недолго, около двух месяцев, но он очень старается, у него хорошая память и он уже показывает неплохие результаты – артикуляция стала более послушной, сложные «м», «р» и «ж», «щ» стали получаться лучше. Еще Никас занимается с дефектологом и психологом, а утром ходит в школу, где справляться с уроками ему помогает тьютер – специальный помощник для учеников с особенностями развития.
Дополнительные занятия помогают Никасу общаться со сверстниками, быть понятым и услышанным учителем, ребятами. На занятиях мальчик учится не только правильно произносить слова и строить предложения, но и общаться – потому что обычное общение, которым наполнены наши будни, для особых детей становится самой главной проблемой.
Никас и умная доска
Наверно, вы нечасто видите вокруг себя детей, чье поведение отличается от обычного. А все потому, что родители таких детей стараются не выходить в людные места, не появляться на публике, потому что там их всегда окружают или любопытные взгляды и назойливое внимание, или наоборот – полное игнорирование и нарочитое отдаление. И такие дети вынуждены проводить свое время дома, в узком кругу близких и родных, не получая навыков общения и социализации, которые им очень пригодились бы во взрослой жизни.
Помочь с социализацией и адаптацией детей с ограниченными возможностями здоровья или, как их еще называют, с особыми образовательными потребностями – главная задача Центра «Логопед». Сюда обращаются родители детей с задержкой психического или психоречевого развития, нарушением интеллектуальной сферы, с аутистическим спектром, речевыми нарушениями и слуховыми функциями. С детьми в возрасте от 2 до 18 лет работают логопеды, педагог-дефектолог, психолог, чьи труды в комплексе дают хороший результат. Центр работает около 2 лет, и время показало, что его работа очень востребована. За это время здесь получили консультации более 200 детей, более 250 детей дошкольного и младшего школьного возраста прошли скрининг-диагностику речевого развития. Сегодня в центре занимаются 52 ребенка, к каждому из них подходят комплексно – при необходимости специалисты дополняют друг друга.
– Наши дети это все, кто не попадает под понятие нормы. Любая категория детей с ограничением возможностей или особыми потребностями априори предполагает глубокое комплексное воздействие, какое именно – зависит от глубины нарушения. Например, при сложном нарушении речи – дизартрии – необходима поддержка логопеда, но и помощь невролога тоже. С глубокими формами аутизма, интеллектуальной недостаточности сложно работать в рамках нашего центра, лучше обращаться в специальные реабилитационные центры или даже в диспансер. У нас большей частью применяются образовательные подходы, – рассказывает руководитель Центра, старший преподаватель кафедры педагогики и методики начального обучения Анетта Бганба.
При этом в Центре понимают, что наладить навыки общения для детей, адаптировать их к жизни в обществе гораздо важнее, чем, к примеру, добиться умения считать.
– Учение – это большой труд, ему тоже нужно учиться – сидеть на занятиях, проявлять усидчивость. К нам приходили детки, которые в начале не могли элементарного – не отвлекаться, повторить за учителем, кричали, кусались, дрались. Это происходит потому, что прежде родители занимались лишь лечением. После работы наших специалистов их не узнать – они считают, рисуют, откликаются на задания. Это для нас самый верный показатель того, что мы работаем не зря, – делится педагог.
Центр «Логопед» – частный, а это значит, что он существует за счет платных занятий, сам обеспечивает развитие центра, ремонт и оборудование помещений, расходные материалы и зарплаты сотрудникам.
– Государство никак не участвует в нашей работе, мы – альтернатива существующим госструктурам. Реабилитационные центры занимаются тяжелыми детьми, а дети в пограничном состоянии (с трудностями) остаются не у дел, – рассказывает Анетта Сергеевна. – Мне не нравится, что центр частный, потому что есть те, кто не может или не хочет оплачивать услуги педагогов. И из-за отсутствия материальной возможности или нежелания заниматься ребенком, мы его теряем, а в будущем – гражданина, который мог бы принести пользу своей стране. Мы сами, своим руками отталкиваем будущее.
Руководитель привела в пример Соцслужбы, которые были созданы при поддержке НПО и после нескольких лет работы частично перешли на государственное обеспечение: “Если бы государство помогло нам, хоть в чем-то, это решило бы очень многие проблемы. Мы надеемся стать государственными, чтобы максимально помогать детям”.
Официальной статистики детей с ОВЗ в Абхазии нет, но, по мнению специалистов в области образования и здравоохранения, проблема таких детей стоит достаточно остро. О количестве детей с ОВЗ говорят косвенные данные: в Социальных службах, созданных при Министерстве труда, занятости и социального обеспечения при поддержке ряда неправительственных организаций и благотворительных фондов, за последние пять лет оказали поддержку 325 детям. В Реабилитационном центре при Министерстве здравоохранения с 2014 года специалисты помогли 400 детям с ОВЗ. Свой немалый вклад вносят и негосударственные организации, например, Ассоциация инвалидов-спинальников “ИнваСодействие”, которая оказывает поддержку детям и взрослым с нарушением опорно-двигательного аппарата и другими нарушениями, или Сухумский Дом юношества, занимающийся психо-социальной работой, а также ряд других организаций.
Но тут возникает вопрос о том, кто определяет понятие нормы. Зачастую это понятие диктует общество, хотя это компетенция психолого-медико-педагогической комиссии, в состав которой входит ряд специалистов – логопед, психолог, дефектолог, невролог и психиатр и т.д. Основная задача комиссии рекомендовать ребенку образовательную программу и наметить пути коррекции. Вспомогательные школах Абхазии (в Сухуме и Ткуарчале) VIII вида – единственного из восьми возможных – обучают детей с глубокими интеллектуальными нарушениями. Главная цель этих учебных учреждений – научить детей читать, считать и писать и ориентироваться в социально-бытовых условиях. Для этих детей в системе образования существует еще два подхода: если у ребенка глубокие формы нарушений или посещение школы связано с трудностями, в том числе и мобильностью, он занимается на семейном обучении; другой вариант – инклюзивное образование, когда дети посещают обычную общеобразовательную школу. Многие специалисты считают, что именно такая система позволяет детям с ОВЗ и интегрироваться в социум, и получить среднее образование.
Однако в условиях Абхазии система включенности, инклюзии, исключающая любую дискриминацию, сталкивается с определенными сложностями. Абхазская инклюзия только начинает складываться, и подвержена «болезням роста».
– Система инклюзивного образования у нас стихийная. Ее нельзя проследить, систематизировать, она в большей части основана на личностных приоритетах мамы, невролога, педагога, директора школы… Это не должно так быть, – рассказывает Анетта Бганба. – К внедрению такой системы должны быть готовы, прежде всего, специалисты, школа должна быть оборудована, должны быть логопеды, психологи, и тогда процесс будет проходить идеально.
Сделать это вполне реально, и делать это нужно, потому что для масштабов Абхазии, количества детей с ОВЗ и специалистов, на которых можно рассчитывать, это было бы выходом. Создавать отдельную спецшколу другого вида в Абхазии нереально, проще наладить систему инклюзивного образования таким образом, как сделали это в некоторых городах России: в определенных школах собирают детей с одним и тем же нарушением, что позволяет и педагогам не распыляться, и дети находятся в обычной среде сверстников.
Бганба привела пример: мальчик 14-ти лет, с задержкой психического развития, нарушением речевой функции, но интеллект в пределах нормы. Из-за плохой речи мама отправила его во вспомогательную школу. Речь он выправил, но утерял навыки социализации, и возвращение в среду обычных сверстников оказалось под большим вопросом. Сам ребенок сложности с учебой не испытывает, но с общением – да. И это – результат обучения в замкнутой среде вспомогательной школы.
– Этот живой пример из нашей практики подтверждает, что вспомогательная школа нужна детям с глубокими формами нарушениями, а обычная школа – для всех детей, пусть даже с допустимыми патологиями. Двери открыты для всех, – говорит Анетта Бганба. – Педагог должен знать, что у него нет другого выхода, и он обязан принять любого ребенка, способного учиться. Тем более по закону, если нет глубоких патологий, показаний к неприятию детей в обычные школы нет. И по существующим стандартам «особых» детей может быть не более 2 человек на 25 учеников в классе.
С другой стороны сегодняшние городские школы – это две, а то и три смены, переполненные классы, по 35-40 человек в каждом, нехватка элементарного школьного оборудования да и просто педагогов. А с учителя требуют, чтобы каждый ученик справлялся с программой обучения. Понятно, что при таких условиях говорить об индивидуальном подходе к детям с особенными образовательными потребностями не приходится. А для детей с ОВЗ необходима адаптивная программа и хотя бы минимальный индивидуальный подход, и тогда такие ученики прекрасно усваивают такую программу.
При этом сами школы к идее, что особенные дети будут учиться в их стенах, относятся по-разному, все зависит от личных качеств директора и педагога. Если он добр, активен, то он идет на контакт и готов помогать. Есть те, кто понимает, что это сложно, но нужно помочь, родителям, ребенку… Но есть и такие, которые готовы выжить ребенка, если он портит успеваемость, требует дополнительной работы или даже просто не отличник. Причем ситуация с частными школами, которые в силу меньшей загруженности находятся в более выгодном положении, не сильно отличается от государственных. Заявляемый индивидуальный подход к ученику остается только декларацией, когда на чашу весов ложатся потребности остальных одноклассников.
Дефектолог Хибла Цвижба учит счету Ялсу
Получается, что родители ребенка с особыми потребностями стоят перед непростым выбором – вспомогательная или общеобразовательная школа? Социализация без обучения или исправление нарушений без навыков общения? Ежедневное героическое доказывание того, что ребенок может и должен находиться в среде своих сверстников или ограниченное существование в регламентированных рамках спецучреждения? Чтобы ни выбрали родители, ребенок все равно остается заложником существующих реалий.
Избежать проблем с обучением помогает ранняя диагностика. Специалист любой области скажет: чем раньше определена проблема, тем проще ее можно исправить. И если в России работает система поддержки ранней помощи, в Абхазии будущее проблемного ребенка оказывается в руках родителей, которым зачастую не хватает сил, знаний признать проблему и начать ее решать.
– Очень часто родители находят тысячи причин, объясняющие, например, задержку речи – от наследственности, двуязычности и прочее. Они просто не могут принять, что у их ребенка проблемы. Дошкольный возраст – самый сенситивный период для таких детей, и очень много нарушений вполне вероятно выровнять именно в дошкольный период, а не в начальной школе, когда к ребенку начинают предъявлять определенные требования. И потом, уже к 5-6 годам, когда проблема становится очевидной всем, самое важное, восприимчивое время, когда все можно исправить достаточно просто, утеряно, и приходится много и тяжело работать, – рассказывает Анетта Бганба. – Понятно, что это во многом психологическая защита – неприятие проблемы. Но первый шаг к решению проблемы – это осознать ее.
Практика показала, что на поликлиники, которые должны выявлять возможные проблемы во время комиссий при поступлении в сад и школу, к сожалению, тоже не много надежды – известно, как поверхностно и зачастую формально проходит прием специалистов. И к еще большому сожалению, этому способствуют и сами родители.
Один из способов подготовить особенных детей к обучению – создание компенсирующих групп в системе дошкольного образования для детей с задержкой развития, с другими нарушениями в развитии. Поднимать уровень специалистов, работающих с детьми, в первую очередь учителей начальных классов, дать им навыки для помощи детям с ОВЗ, теперь будут в вузе, который является основным поставщиком воспитателей и учителей. Так, с 2015 года в учебный план подготовки Абхазского государственного Университета учителей начальных классов и воспитателей включен ряд коррекционных дисциплин. В программу повышения квалификации действующих учителей с 2014 года введен курс «Коррекционная педагогика». Впервые в Республиканском центре повышения квалификации при АГУ проведены курсы повышения квалификации для логопедов, дефектологов и психологов, охватившие специалистов государственных и негосударственных учреждений всех районов Абхазии.
И пока школа и особые дети пытается найти приемлемый способ сосуществования, в Центре «Логопед» не теряют связь со своими учениками и их родителями. Педагоги знают, что дети с нарушениями речи после обучения с гордостью рычат, цокают, как лошадки, а скороговорки отскакивают от них, как горошины. Успехами детей с задержкой психического развития делятся их родители и педагоги. Они рассказывают, что ребенок стал спокойней, усидчивее, научился слышать и слушать, перестал драться и даже завел себе друзей. И это большая общая победа.
Никас на занятиях с Настей
– Особая радость, когда за кроткое время что-то исправляешь. Вот Никас – занимается всего второй месяц, а произношение стало более понятным, на уроках высиживает, считает. Это очень приятно – видеть результат своих трудов, – рассказывает педагог-логопед Анастасия Ручкина. Она, как и дефектолог Хибла Цвижба, выпускница педфака АГУ, в Центре работает второй год, за это время наработала большой опыт. Занимается логопедией, развивающими занятиями, речевой логоритмикой для деток 2-3 лет.
Еще учась в университете, Настя писала работы по логопедии, хотела продолжить образование в этом направлении, но для этого надо было выезжать в Россию. Настя считает, что ей очень повезло попасть в “Логопед” – здесь и практика, и возможность поучиться у профильных специалистов на мастер-классах.
– Мы сами взращиваем себе кадры, – делится Анетта Бганба. – Все наши преподаватели с высшим педагогическим образованием, регулярно проходят курсы повышения квалификации – мы специально для них приглашаем специалистов из России для обучения. Наши педагоги молоды, полны энтузиазма, но у них и хорошая база, они сами выбрали этот профиль и методично овладевают знаниями на практике.
Но самая большая победа для педагога, это когда ребенок, глядевший волчонком на первых занятиях, не умевший держать в руках карандаш, спустя время не отходит от учителя ни на шаг и приносит ему в подарок свои рисунки и поделки.
Бывают и неудачи, потому что не все необходимое возможно в рамках Центра, размещающегося в трех небольших комнатах. Иногда обязательно нужно сопровождение невролога, массаж, физкультура, но в Центре могут только порекомендовать, настоять, но выполняет ли эти необходимые процедуры ребенок – это уже родительская ответственность, а ее зачастую больше всего и не хватает.
Катя – самая взрослая ученица Центра – работает над своим произношением
…В завершение – история Кати, которая обратилась в Центр по собственной инициативе, Она о том, как девушка, в целом приспособившись к своему недостатку, решила все же сделать свою жизнь более комфортной.
У Кати – тугоухость второй степени, которая сформировалась вследствие осложнений после болезни в детстве. Из-за проблем со слухом у нее недостаточно сформировалась речь. Причем долгое время врачи отказывались признавать проблемы ребенка. Только выехав к российским специалистам, Катя получила диагноз и инвалидность. Сейчас Катя учится на филолога в университете, работает продавцом и многие вокруг нее даже не подозревают, что у девушки стоят слуховые аппараты.
Уже более полугода в центре Катя занимается с логопедом Настей Ручкиной – ставит звуки, которые слышит с трудом. Улучшения есть, но если бы подобные занятия проводились в детстве, то с сегодня многих сложностей в произношении у девушки не было бы.
– Особого дискомфорта я не испытываю, это некритично, но мне самой хочется говорить лучше. Родные и близкие на мои сложности не указывают, но я сама их понимаю и хочу исправить, – говорит Катя. – У меня есть знакомые, которые и не догадываются о проблемах, хотя мы дружим уже 10 лет. Один мой друг не верил, что я ношу аппараты, пока я не показала ему их.
Врачи говорят, что можно провести операцию, но полной гарантии возвращения слуха они не дают. Катя отказалась, и регулярно ездит на обследования и замену аппаратов в Россию, потому что в Абхазии такой возможности нет.
– Раньше у меня был комплекс, не хотелось, чтобы кто-то знал о моих проблемах, – рассказывает Катя. – Но однажды я повздорила на работе с клиентом, пришлось ему прямо сказать, что да, я глухая. Ему стало стыдно, а я решила больше не скрывать. Я не афиширую, но если спрашивают – говорю. Болезнь это не порок, а если это кого-то отталкивает, это их проблемы.
За годы жизни со своим ограничением, пройдя через комплексы и неудобства, Катя не опустила руки, не закрылась в себе, а нашла силы, чтобы преодолеть болезнь, и сейчас она – обычная современная девушка, каких много вокруг. У нее даже есть небольшое преимущество – она умеет читать по губам. Но чтобы стать такой – самодостаточной, уверенной в себе, ей пришлось серьезно потрудиться, вопреки тем условиям, которые ее окружают. Ее пример – история о том, как, не ожидая помощи от других, она смогла наладить свою жизнь. Но очень многим, чтобы стать такими как Катя, надо помочь… А это должны сделать все вместе – государство, общество, потому что мы и состоим из таких, как Катя, Никас и мы с вами.
Зоя ЧАЧА
