Появление любого законопроекта в Абхазии начинается со слов «все равно не будет работать». Вот и накануне праздника 8 марта президент направил в парламент законопроект о «ворах в законе», направленный на борьбу с организованной транснациональной преступностью и воровским сообществом. Первой реакцией пользователей социальных сетей стал скепсис по поводу возможности применения такого закона в «условиях Абхазии».
Обсуждаемый нынче проект закона «О декларировании доходов и расходов» в первом же чтении вызывает недоверие у народных избранников. Перечень можно продолжить.
Такое неверие в законы имеет причину и, скорее всего, основано на собственном опыте. Законы действительно не работают, и есть у меня ощущение, что причина тут не только в «уникальности» абхазов, слабости правоохранителей, коррумпированности судов и неэффективности исполнительной власти. Все намного прозаичнее: дело и в самих законах, в которых зияют дыры, через которые утекает весь их смысл. «Закон, что дышло: куда повернешь, туда и вышло», – эта народная мудрость как нельзя лучше объясняет двоякое толкование нормативных документов, на основе которых суды различных инстанций принимают прямо противоположные решения по однотипным делам и даже по одному и тому же делу.
Часто проблема состоит в ответственности, которая весьма расплывчато прописывается в законодательных документах или сопровождается ссылками на несуществующие пункты в законодательстве.
Не буду далеко ходить за примерами и возьму обсуждаемый нынче проект закона «О декларировании доходов и расходов». В варианте, предложенном общественными активистами, ответственность за ложное декларирование предусматривает немедленное отстранение от должности чиновника, должностного лица или депутата парламента. В варианте, предложенном парламентом, за недостоверное декларирование нет ответственности вообще, так как проект закона переадресовывает нас к «действующему законодательству», которое не предусматривает понятия «декларирование», а, соответственно, и ответственности за «недостоверность».
«Отсылка в никуда, – пишет один из активистов Астамур Какалия в Фейсбуке. – Наш вариант изменен в сторону расплывчивости. Они его ухудшили и на ухудшенный вариант говорят, что он “сырой”».
После такой редактуры закона могу ли я думать, что депутаты уже в первом чтении непреднамеренно ухудшили проект закона, представленный общественниками?
Ну ладно, кто-то скажет, что проект еще на стадии рассмотрения, и неясно, чем все это закончится. Теоретически ведь можно предположить, что ко второму чтению будут внесены поправки, конкретизирующие ответственность «за вранье», либо в сам проект, либо в виде поправки в УК, которые дополнят недостающее звено. Теоретически возможно, но есть большие сомнения, которые мог бы развеять какой-либо другой, уже принятый закон.
Вот, к примеру, закон о СМИ. Статья 36 закона о СМИ дает журналистам право запрашивать информацию «о деятельности государственных органов и организаций, органов местного самоуправления, общественных объединений, их должностных лиц» и обязывает «руководителей указанных органов, организаций и объединений, их заместителей, работников пресс-служб» и так далее отвечать журналистам либо устно, либо письменно.
Но чудесное право журналистов, к сожалению, не подкреплено никакой ответственностью за отказ в предоставлении информации. Не прописан и механизм, с помощью которого журналисты могли бы отстоять свое право на информацию в судебном порядке. Всем же понятно, что источник информации не будет выдавать редакции в письменном виде и не наговорит на диктофон, по сути, дискриминационный отказ. К примеру, такой – «я вашему изданию не предоставляю информацию». Кстати, аудиозапись в суде может стать доказательством только по желанию судьи. А иск о непредоставлении информации, скорее всего, «зависнет в суде».
Говорю я об этом не голословно, а исходя из собственного опыта. Несколько лет назад я предприняла попытку добиться реализации права на информацию и подала иск против Национального банка. Судебное разбирательство длилось бесконечно и закончилось тем, что проигравшая сторона – Нацбанк – обратилась в парламент за комментариями к закону. Ответа из парламента так и не поступило. Не знаю, возникнет ли у меня еще раз желание отстаивать право на информацию в судебном порядке, – очень уж затратное по времени это право, гарантированное законном.
А вот более свежий закон «О судебных приставах», который вступил в силу в 2017 году. Не прошло и трех лет, как выяснилось, что судебные приставы не могут полноценно выполнять свою работу, так как в законе не предусмотрена ответственность для тех, кто препятствует деятельности судебных приставов и не предусмотрен порядок проведения торгов арестованного имущества.
Вопрос – преднамеренно или случайно – не теряет своей актуальности, ведь ни для кого не секрет, что новые законы создаются на основе либо старых, либо чужих. А еще проекты законов проходят различные экспертизы, свое мнение по проектам высказывают юристы, прокуроры, судьи и так далее. И как это случается, что ни у кого не возникает вопросов о размытой ответственности?
Ну как тут не возникнуть подозрению, что авторы законопроектов, а затем и законодатели целенаправленно выхолащивают саму суть законов, примеряя их на себя, своих родных и близких, свой бизнес?
Конечно, такие нормативные акты работать не будут, и их принятие больше похоже на имитацию деятельности всех ветвей власти, которые последовательно разрушают государственность, вселяя в людей неверие в верховенство закона.
Изида Чаниа “Эхо Кавказа”
