– С момента объявления конкурса по приватизации ДГТФ, кто подал заявки на участие в конкурсе?

– Официальную заявку не оформило ни одно физическое или юридическое лицо.

– Чем вы это объясняете?

– Мне сложно это сказать, но интересующихся было много.

– Это местные жители?

– В основном местные. Интересовались по телефону и приходили.

– Сколько человек – 2,3, 10?

– Нет больше. Мне только звонили по этому поводу 7-8 раз. Спрашивали, насколько информация о конкурсе соответствует действительности. Я спрашивал, кто звонит – гражданин Абхазии или нет, хотя в данной ситуации это не имеет значение.

Далее я предлагал явиться в госкомимущество, чтобы получить список документов, которые необходимо представить.

– Константин Анатольевич, тогда скажите, сколько человек пришло в госкомимущество?

– Мне надо уточнить – двое или трое. Но очень многих интересовал такой вопрос – можно ли реально поучаствовать и кто там «хозяин»? Это был основной вопрос. Я понимаю, что это наша действительность, но я с этим борюсь: собственник – государство.

– Но люди знают, что они приобретут объект у государства, а разбираться им придется совсем не с государством, и вы не даете им никаких гарантий, что у них таких проблем не будет. 

– Мы им предлагаем посмотреть реально на объект – выписать пропуск, чтобы их запустили, чтобы они реально посмотрели, пообщались, оценили ситуацию. Но на этом все заканчивалось.

– Может это связано с тем, что у объекта есть теневой хозяин?

– Вероятнее всего. Люди выясняют, кто там, что там, кто там реально находится и интерес у них пропадает, потому что они реально понимают, что завтра реально придется разговаривать с кем-то, выяснять отношения…

– и обойдется это уже не в 23 млн. рублей, а в более серьезную сумму…

-… вполне возможно.

– Но давайте вернемся к причинам низкого интереса к конкурсу. Первую причину мы уже выяснили. Возможно и сроки конкурса – 20 дней – не реальные. Ведь за это время надо не только внести залог, но и предоставить план инвестиционных намерений. Разве можно вложить все это в 20 дней?

– Это сроки, которые прописаны в законе. Возможно, он не совсем совершенен, но так прописано в законодательстве.  Потом, бога ради, мы не требуем бизнес-плана и инвестиционных проектов. Я был бы рад, если бы провели один инвестиционный конкурс – не такой вот по приобретению, а когда мы изначально оценили бы какой-нибудь проект реально, проработали концепцию его развития, естественно, учитывая, что на разработку инвестиционного проекта нужно время, работа специалистов и не только экономистов, но и строителей и т.д.

– Константин Анатольевич, вы говорите, что вы были бы рады, а кто вам не позволил этого сделать?

– Это уже другие решения. Я не говорю про «Донтабак»…

– … и я не про «Донтобак»…

– Но это другие решения и проведение инвестиционных конкурсов в нашем законодательстве вообще не упоминается. В данном случае я не ожидал, что не будет вообще заявок, хотя бы от тех заинтересованных лиц, которые были…

– …они завтра, в последний день подадут заявку.

– Возможно, они завтра приедут, положат конверт, а у меня денег залога на счету не будет, и я не имею право их принять. В этой ситуации, как это формально все успевается я не знаю… К тому же конкурс не проводится, если поступила только одна заявка. Мы объявляем конкурс не состоявшимся и передаем материалы опять в конкурсную комиссию, которая принимает решение либо о проведении повторного конкурса, либо о прямой продаже. Но наше предложение будет – о проведении повторного конкурса. Вот если второй раз конкурс не пройдет – может люди не поняли, может сроки сжатые…

– Если завтра поступят две заявки – одна от реального покупателя, которого мы все давно знаем, а вторая от фиктивного покупателя?

– Это проверить мы не можем

– Тот, кто не прошел конкурс ему возвращается залог?

– Да, конечно.

– То есть он ничем не рискует?

– Более того, мы возмещаем банковские издержки. Я являюсь сторонником прямой продажи – это было бы выгодней государству в наших условиях. В конкурсе уже существуют свои определенные правила, на которые мы не можем влиять.

– Насколько выгодно это государству, мы уже увидели по невозвращенным кредитам.

–  Вы подходите к этому несколько с другой позиции.

– Я подхожу с позиции целесообразности. Мы потеряли какое-то количество объектов и деньги, которые получили, не смогли рационально использовать.

– Это второй вопрос.  Я разделяю эти два вопроса. Деньгами надо было правильно распорядиться, но это уже другой вопрос и не надо их совмещать. Поступили бы эти деньги в бюджет, тоже нет гарантии, что ими распорядились бы правильно. Это другая вещь. Я, например, считаю, что реальную рыночную стоимость за какой-то объект в момент приватизации сегодня получить невозможно.

– Зачем тогда продавать?

– Чтобы пустить их в обыкновенный гражданский оборот. Вот мы говорим, что хотим построить рыночную экономику. Но никогда у нас ее не будет, если нет гражданского оборота.

– Если деньги от продажи национальной собственности идут на обогащение узкой группы людей, ни о каком гражданском обороте и  рыночной экономике мы не говорим – мы говорим о коррупционных схемах.

– Это все составляющая этих вещей. Наверное, без этого не бывает, но эту сторону мне обсуждать сложно, не имея официальной информации.

– Тогда такой вопрос. Вы выступаете в роли чиновника, который заинтересован в продаже объектов госсобственности…

– … конечно – это моя служебная обязанность…

– …тогда это означает, что вы должны провести такую пиар-компанию продаваемого объекта, чтобы у всех слюнки потекли от желания купить его. Вот сейчас вы выставили на конкурс ДГТФ где, в каких СМИ вы рассказывали о продаже объекта, как вы навязывали мысль о красоте и перспективности его покупки? Может в газетах, на ТВ? Может на сайте, к сожалению я не нашла ваш сайт?

– На сайте мы объявление не давали. Было объявление в газете, был сюжет по тв, было сообщение в «Апсныпресс».

– То есть в местных СМИ. Вы хотели, чтобы о продаже объекта узнали только в Абхазии, чтобы эта информация не вышла за пределы страны?

– Вы предполагаете, что надо было дать это в российских СМИ?

– Да. Интернет пространство еще есть.

– Мы не рассматривали такую возможность.

– А вы предполагаете, сколько человек узнало о том, что вы продаете объект?

– Судя по тому, сколько человек обратилось по телефону – узнало об этом много людей. Во всяком случае, сюжет прошел по «Абазе»…

– Но вы же должны были как-то пропиарить продажу объекта, чтобы большое количество заинтересовалось им?

– На это много усилий нужно и серьезные средства. Создание видеопродукции стоит денег. Их нет, но, честно говоря, я об этом даже не задумывался.

– А как продать подороже объект, если его не пропиарить?

– Но в нашем случае мы действовали в рамках законодательства, оно не предусматривает пиар-кампании.

– Плохое значит законодательство. Почему не вносите поправки?

– То, что вы говорите – это интересно. Но это затраты, которые не предусмотрены законом.

– Завтра кто-то купит этот объект. Означает ли это, что собственник сможет перепродать этот объект?

– Конечно. Я не могу собственнику навязать договором запрет на перепродажу. Но новый собственник получает в наследство все те обязательства, которые прописаны в договоре.

–  Значит ли это, что собственник объекта может продать его, к примеру, Саакашвили?

– Да.  Любому юридическому лицу, которое в соответствии с законодательством республики Абхазия может быть признано покупателем. Мы тоже имеем право продавать любым физическим  и юридическим лицам, в том числе, и иностранным.

– То есть, теоретически, все объекты, которые мы продали, могут завтра оказаться собственностью, скажем так – граждан Грузии.

– Граждане Грузии не могут являться по нашему законодательству покупателями.

– Значит им надо приобрести гражданство, к примеру, Америки либо страны Евросоюза, тогда Саакашвили сможет купить объект?

– Формально – да.

– Когда вы первый раз пришли в парламент с ДГТФом, его цена была 20 млн. «с копейками». Тогда у нас доллар был 30 рублей, сейчас доллар 60 рублей. Почему цена осталась прежней?

– Цена у нас сейчас не 20, а 23 млн. Но дело в том, что оценщики в своей работе считают стоимость работ и материалов не в долларах, а в рублях.

– Но можно же было индексацию провести?

– Вот эти три миллиона и есть индексация.

– За сколько вы купили свою машину (Вы уж меня простите, что я на частности перехожу)?

– За 530 тысяч рублей.

– В каком году?

-В 2008-ом.

– Вы сегодня за 530 тысяч ее продадите?

– Нет, конечно.

– Почему, когда это касается государственной собственности – мы так легко «индексируем», а когда личной – нет?

– Потому что вы не замечаете, как сами себе противоречите. В работе оценщика три составляющие – затратный метод, сравнительных продаж и экономический. И самый реальный – это метод сравнительных продаж. Мы говорим о рыночной стоимости. Затратный метод – это стоимостное замещение – сколько денег надо потратить, чтобы построить объект с существующим износом. Доходный – это сколько денег он может принести. Так вот, метод сравнительных продаж – у нас нет ни предложения, ни спроса. Мы говорим о рыночных механизмах, не имея рынка недвижимости. Там же какая ситуация – я построил за рубль, но экономический эффект имеет, что принесет миллион. Или я потратил миллион, а больше чем за рубль  никто не купит. Это реальность.

– А в чем я все же себе противоречу?

– Вы говорите – рынок…

– Я не произношу слово рынок, я говорю – коррупция.

– Да, я понимаю, у всех свои термины. Но вы говорите, зачем продавать. Я отвечаю, чтобы создать рыночные взаимоотношения.

– На продаже национальных богатств надо создать рыночные отношения? Мы продаем объекты 20 лет, но рыночных отношения как не было, так и нет. Это не механизм  запуска рыночных взаимоотношений.

– Это вопрос теоретический. Мы по-разному смотрим на него. Вот в России поставили такую задачу, определили сроки. Вы думаете, что только для того что Ельцин и Чубайс хотели положить «бешеные деньги» в карман?

– Конечно.

– Я думаю, что в последнюю очередь. В первую очередь они хотели плановую советскую систему перевести на рыночные рельсы. Там большинство консультантов было гражданами Америки, и они консультировали их, что надо сделать…

– … чтобы развалить страну.

– Чтобы перевести советскую систему на рыночные рельсы. Плохо, но они с этой задачей справились. Если такая задача стоит.

– А что кто-то сформулировал в нашем случае такую задачу?

– Когда парламент принимает закон о приватизации – это и есть сформулированная задача. Вы говорите странные вещи – есть закон. Основная задача – разгосударствление – это избавление от бремени государственной собственности.

– Что по вашим прогнозам может принести продажа ДГТФ государству, кроме 20 млн. рублей.

– Если говорить об оптимистическом прогнозе, то в случае если покупатель выполнит условия конкурса, восстановит объект, то это принесет прибыль в бюджет, рабочие места. Если нет – мы получим еще один замороженный объект. Сегодня, по поручению президента, мы собираем информацию о проданных объектах.

–Наконец-то власть решила проанализировать эффект от приватизации…

Вот сейчас, к премьеру, приезжали абхазские и не абхазские бизнесмены из Турции, сам премьер ездил, встречался с диаспорой в Иордании. Вы представителям абхазской диаспоры предлагали купить ДГТФ?

– С представителями диаспоры мы встречались в разное время, говорили о возможности приватизации объектов, но дальше разговоров дело не пошло.

– ДГТФ им предлагали?

– Я просто с ними не встречался. Но по той же гостинице Абхазия мы говорили с ними. За пределами Абхазии мы свои объекты никогда не предлагали.

– Я, рассматривая списки людей получивших и не вернувших кредиты в приватизационном фонде, наткнулась на людей, которые приватизировали какие-то объекты. Вот если я завтра обращусь в фонд приватизации и попрошу у них денег на приватизацию ДГТФ 23 млн. и принесу эти деньги вам – нормально как вы думаете?

– Интересное решение. Хотя у всех банков есть правила и банк должен проверить кредитную историю, изучить залоговые обязательства.

– У большего количества людей получивших кредиты в фонде приватизации – нет залоговых обязательств.

– Наверное, это происходило по чьему-то прямому указанию.

– И мы даже догадываемся по чьему. Константин Анатольевич, спасибо за беседу.

Беседовала Изида Чаниа  11.02.2015.